Данная статья о Камю является ознакомительной и взята из русского издания его трудов - Левая Волна

Альбер Камю неоднократно повторял, что он не является фило-
софом. Профессиональным философом он, действительно, не был,
хотя получил философское образованней вполне мог бы стать
профессором в каком-нибудь университете (этому, однако, поме-
шала болезнь). Вряд ли от этого выиграли бы не только миллионы
читателей его романов, но и сами философы — последние неодно-
кратно указывали на отсутствие точных определений, понятийного
анализа в работах Камю, на нередкие неточности в реконструк-
ции воззрений мыслителей прошлого. Но любому академическому
философу понятна оригинальность мышления Камю, не логиче-
ская, а интуитивная точность его рассуждений.

Кажется, первым на принадлежность Камю к традиции французских
«моралистов» указал Сартр в своей рецензии на «Миф о Сизифе» и «Постороннего».
Французский моралист — это не морализатор и даже не обязатель-
но пишущий на темы этики мыслитель. Философия с древних вре-
мен ставила перед человеком задачу: «познай самого себя», и пред-
метом размышлений французских моралистов был прежде всего
человек — его психология, характер, поведение в различных жиз-
ненных обстоятельствах. Философские размышления и художест-
венные зарисовки соединялись в афористичных формулировках,
требующих от читателя не специальных научных знаний или овла-
дения философской категориальной «техникой», а умения самостоя-
тельно мыслить, сравнивать свой опыт с наблюдениями автора.
Стихией этого жанра является ясность, очевидность. Из интуи-
тивно постигнутых фундаментальных характеристик человече-
ской природы выводятся житейские максимы: как должен жить
и действовать индивид, обогатившийся предложенным ему пони-
манием удела человеческого. Философия является учительницей
жизни: полезных наук много, но нет познания более важного.

Философия, изложенная главным образом в романах и пьесах,
предоставляет возможность для самых разнообразных трактовок,
и Камю стал излюбленным объектом литературоведческих и
историко-философских диссертаций — поток их на Западе не
оскудевает. Для европейцев 40—50-х годов Камю был одним
из классиков экзистенциализма, его неизменно объединяли с Сарт-
ром, несмотря на некоторые различия даже в ранних философ-
ских произведениях и очевидные разногласия по политическим
и философским вопросам в 50-е годы. Камю пришлось пройти достаточно сложный путь для преодоления нигилистических последствий экзистенциализма.
Рассмотрению этой эволюции следует предпослать краткие сведе-
ния о биографии Камю, месте и времени его жизни.

Альбер Камю родился в 1913 году в небольшом городке Мон-
дови во французском Алжире — с 30-х годов прошлого века про-
исходило заселение алжирского побережья французскими пере-
селенцами, а также выходцами из Испании, Италии, Греции. Камю родился в семье сельскохозяйственных рабочих; в самом начале первой мировой войны его отец, Люсьен Камю, погиб в битве на Марне. Потеряв кормильца, семья — мать и двое сыновей — перебираются в город Алжир, столицу одноименного департа-
мента. Мать устраивается работать прачкой, обстирывает господ,
денег едва хватает для того, чтобы поднять на ноги сыновей.
Старший брат Альбера, как то было обычным в рабочих семьях,
рано начинает зарабатывать себе на хлеб. Младшему сыну было
суждено выйти из своего круга, стать властителем дум, кумиром
интеллектуалов. Для этого требовалось образование.

Окончив в 1924 г. начальную школу в Белькуре,
одном из беднейших районов Алжира, Камю должен был бы
пополнить ряды рабочих после кратковременного обучения ре-
меслу. Судьба распорядилась иначе: учитель начальной школы,
Луи Жермен, обратил внимание на одаренного подростка и до-
бился для него стипендии. Французский лицей, подобно нашей
дореволюционной гимназии, давал хорошую гуманитарную под-
готовку и право без экзамена поступать в университет. Учился
Камю прекрасно, проблемы у него возникали, скорее, социально-
психологические. На нищего стипендиата, выходца 'из Белькура,
смотрели покровительственно и преподаватели, и соученики —
потомки местной денежной аристократии. Стремление к справед-
мивости, социальному равенству было у Камю в зрелые годы не
умственной конструкцией, а результатом жизненного опыта.
В лицее Камю вторично повезло с преподавателем: учителем
класса философии был Жан Гренье, в будущем близкий друг
Камю. Он способствовал пробуждению интереса к метафизике,
литературе, театру.

По окончании лицея он поступает на философско-историче-
ский факультет местного университета. Несмотря на постоянные
заботы о хлебе насущном (кем только Камю не работал в студен-
ческие годы!), он успешно осваивает классические философские
тексты, знакомится с современной философией. Ницше, Кьерке-
гор, Шестов, Ясперс входят в круг его чтения одновременно с
Достоевским, Прустом, Жидом, Монтерланом, Мальро. Завер-
шая обучение в университете, он пишет дипломную работу «Хри-
стианская метафизика и неоплатонизм». Эта тема — соотноше-
ние христианской и языческой мысли — будет в дальнейшем сос-
тавлять одну из важнейших сторон философствования Камю.
Сформировавшееся ко времени написания этой учебной работы
(примерно соответствующей по объему и содержанию нашей кан-
дидатской диссертации) понимание христианства сохраняется и
в «Бунтующем человеке» — в этом главном философском произ-
ведении Камю есть отдельные страницы, воспроизводящие текст
дипломной работы, которая чрезвычайно важна как этап форми-
рования его мировоззрения. Христианству в нем места не нашлось.
Религиозного воспитания Камю не получил, веры у него не было
ни в юности, ни в зрелости. Идеалы евангельского христианства
он рассматривал через труды своего «земляка» — святого Авгус-
тина, а также современных философов — Кьеркегора, Шестова,
Ясперса. На всю жизнь у него сохранилось уважение к древним
и средневековым ересям — к гностикам, манихеям, катарам —
и неприятие католицизма ни как народной религии, ни как бого-
словской доктрины. Ницшеанского презрения к христианству
Камю никогда не разделял-, выходцу из бедноты были чужды
и гневные филиппики Ницше против «подлой черни». Но про-
видение для него означало род фатализма (сказывалось сведе-
ние христианства к учению Августина) : первородный грех, загроб-
ное воздаяние, спасение Камю считал мифами, примиряющими
человека^ с земной несправедливостью.

На студенческие годы Камю приходится его членство в ком-
мунистической партии. Тогда в ФКП вступали немногие интеллек-
туалы — ситуация изменится во время Сопротивления. Камю
был одним из первых, кто прошел ныне привычный путь: сначала
вступление, объясняемое стремлением к социальной справедли-
вости, желанием присоединиться к трудящимся массам. Затем
разочарование, связанное либо с теми или иными событиями за
пределами Франции (самыми заметными вехами были 1956, 1968
и 1979 гг.), либо с «демократическим централизмом» в самой пар-
тии. Наконец, выход с хлопаньем дверьми, ставший одним из обяза-
тельных ритуалов. В 30-е годы ритуалов еще не было, и Камю
после выхода из партии в 1937 г. продолжал вместе с коммуни-
стами участвовать в различных мероприятиях (сбор средств для
Испанской республики и т. п.). Непосредственной причиной выхода
были, судя по всему, конъюнктурные и направляемые из Москвы
перемены в пропаганде среди арабского населения — арабы ока-
зывались пешками в политической борьбе. В культурных меро-
приятиях для алжирских рабочих Камю принимал участие и
после выхода из партии — первые театральные опыты были свя-
заны с труппой «Театр труда». Среди прочих он играл в таких
пьесах, как «Скованный Прометей» Эсхила, «На дне» Горького,
«Каменный гость» Пушкина, «Братья Карамазовы» Достоевского.

Театр занимает в жизни Камю огромное место — он был та-
лантливым актером, постановщиком, драматургом. В конце
30-х годов с театральной труппой «Экип» он объезжает весь
Алжир, играет в небольших, неприспособленных залах, почти без
декораций роли в классических и современных пьесах, выполняет
функции и режиссера, и работника сцены, и суфлера. Главная его
роль в то время — Ивана в собственной постановке «Братьев
Карамазовых». «Я играл его, быть может плохо, но мне казалось,
что понимаю я его в совершенстве»,— вспоминал Камю о ролях
Ивана в «Театре труда» и в «Экип». Одной из особенностей

размышлений в «Мифе о Сизифе» и в «Бунтующем человеке»
является актерское вхождение Камю в роль — Прометей, Дон-
Жуан, Иван Карамазов, «Завоеватель» или русский террорист-
эсер — они пережиты «изнутри», прочувствованы, сыграны. Раз-
мышления об актерском принятии удела человеческого в «Мифе
о Сизифе» прямо связаны с личным опытом.

Эти годы являются переломными для Камю. Рухнули надежды
на продолжение учебы в Эколь Нормаль — высшей школе, гото-
вящей университетских преподавателей философии,— к конкурс-
ному экзамену не допускают по состоянию здоровья, из-за тубер-
кулеза. Разваливается первый брак. Камю едва сводит концы
с концами, обостряется болезнь — близко знавшие Камю в те
годы полагали, что тема самоубийства приходит в «Миф о Си-
зифе» из личных переживаний. Но в то же самое время 'он
не только играет на сцене и делает наброски пьесы «Калигула».
В печати появляются первые прозаические сборники — «Изнанка
и лицо», «Бракосочетания»; написан и отложен первый роман
«Счастливая смерть», начата работа над философским эссе, кото-
рое получит название «Миф о Сизифе».

В начале 1938 г. в мансарду к Камю приходит Паскаль Пиа,
основавший газету «Республиканский Алжир», и Камю начинает
осваивать еще один вид деятельности — журналистику, где он
также сумел достичь многого. Эпопея Народного фронта уже
завершается во Франции, но в Алжире она не привела к каким-
либо реформам. Новая газета выступает за равные права ара-
бов, разоблачает подтасовки на выборах. Камю пишет статью
за статьей о нищете и бесправии, голоде арабского населения,
вызывая все большую ярость истеблишмента — «этот Альбер
Камю лезет в дела, которые его не касаются, как бы с ним не
случилось несчастья». Будущая трагедия «черноногих», вынуж-
денных покинуть родную землю, подготавливалась местной вер-
хушкой, не желавшей слышать ни о каких уступках, равенстве в
оплате труда, в медицине и образовании.

Работа в «Республиканском Алжире» прекращается вскоре
после начала второй мировой войны. Камю идет добровольцем
на призывной пункт, но туберкулез опять становится у него на
пути. Между тем военным положением воспользовались местные
власти, статьи Камю вычеркиваются военной цензурой. Наконец
газета закрывается, а Камю остается без работы. Через зна-
комых Пиа он получает место технического секретаря в столич-
ной «Пари-Суар». Камю впервые приезжает в Париж. «Странная
война» скоро кончается, вместе с газетой Камю перебирается
сначала в Клермон-Ферран, потом в Лион. После капитуляции
остаются только газеты, прославляющие оккупантов и правитель-
ство Петэна. С ними Камю отказывается сотрудничать и уезжает
в Алжир (г. Оран). Там его слишком хорошо знают—работы
в газете он не получит. Какое-то время Камю учит еврейских
детей, изгнанных из школ новым режимом. В феврале 1941 г.
он заканчивает «Миф о Сизифе».

В 1942 г. Камю возвращается во Францию, вступает в под-
польную группу «Комба», образовавшуюся в результате слияния
двух групп Сопротивления с собственными печатными органами.
Из последних возникает газета «Комба», во главе которой сна-
чала становится Пиа, но, занятый другими делами в рядах
Сопротивления, он фактически передает руководство газетой
Камю. В подпольной прессе печатаются «Письма немецкому
другу». Идеальным прикрытием для подпольной деятельности
стало издательство «Галлимар», сотрудником которого Камю был
всю оставшуюся жизнь и где вышли основные его произведе-
ния.

Камю не любил вспоминать времена Сопротивления, да и не
был высокого мнения о своем в нем участии. Хотя в «маки» он не
уходил, опасность была повседневной — в любой момент он мог
быть схвачен и расстрелян, как его близкий друг сотрудник
«Комба» Рене Лейно.

24 августа 1944 г. во время боев в Париже выходит первый,
уже не подпольный номер «Комба» с передовицей Камю «Кровь
свободы». В ней говорится о свершающейся революции: люди,
годами сражавшиеся против оккупации и вишистского режима,
уже не потерпят порядков Третьей республики, социальной не-
справедливости, эксплуатации. Битва идет «не за власть, а за
справедливость, не за политику, но за мораль». Камю дает
газете следующий подзаголовок: «От Сопротивления к Револю-
ции». В передовице от 24 ноября того же года Камю пишет уже
о социализме. Он не одинок — о революции, социализме говорят
многие участники Сопротивления. «Комба» на время превраща-
ется в самую популярную газету, своего рода символ Сопротив-
ления. Ее сотрудниками становятся лучшие писатели, ученые, пуб-
лицисты. Раймон Арон, писавший тогда для «Комба», а затем
ставший не только ведущим обозревателем «Фигаро» и «Экспресс»,
но и крупнейшим французским буржуазным экономистом и полито-
логом, вспоминал, что «в ту эпоху «Комба» имела самую высо-
кую репутацию в литературных и политических кругах столицы.
Передовицы Альбера Камю имели небывалый успех: подлинный
писатель комментировал события дня. Редакция состояла из
интеллектуалов, вышедших из рядов Сопротивления и еще не
возвратившихся к своим обычным делам... Какая диспропорция
между серым веществом и имеющимся в распоряжении газет-
ным листом!» Но времена всеобщего энтузиазма быстро прохо-
дят. Союз социалистов, радикалов и коммунистов под руководст-
вом де Голля — это, очевидно, временное состояние. Полити-
ческая борьба Четвертой республики и «холодная война» раска-
лывают ряды участников Сопротивления. Все партии начинают
выпускать свои газеты, с преодолением послевоенной разрухи
появляются коммерческие издания. «Комба» была обречена.
В дальнейшем Камю недолгое время работал в еженедельнике
«Экспресс», но от журналистики он в целом отходит. Из публи-
каций в «Комба» наибольший интерес представляет цикл его
статей 1946 г. «Ни жертвы, ни палачи», в котором уже поднима-
ются многие философские и политические вопросы «Бунтующего
человека».

В годы войны вышли два произведения, которые принесли
Камю широкую известность,— повесть «Посторонний» и эссе
«Миф о Сизифе». Славу приумножила поставленная сразу после
войны пьеса «Калигула» (с Жераром Филиппом в главной роли).
В 1947 г. вышел роман «Чума», за ним последовали пьесы «Осад-
ное положение» и «Праведники». К театру Камю вернулся снова
в середине и в конце 50-х годов, когда он поставил несколько соб-
ственных инсценировок, в частности «Реквием по монахине»
Фолкнера и «Бесов» Достоевского. «Бунтующий человек» был
последним и самым значительным философским произведением
Камю, «Падение» — его последним романом. Присуждение Нобе-
левской премии по литературе в 1957 г. было поводом для «Швед-
ских речей», получивших широкий отклик во всем мире. Из пуб-
лицистики 50-х годов стоит выделить «Размышления о гильоти-
не» — страстный призыв отменить смертную казнь.

4 января 1960 г. Камю принимает приглашение своего друга
и издателя М. Галлимара вернуться в Париж не поездом, а на
автомобиле. Сошедшая с дороги машина врезалась в дерево,
Камю погиб. Роман «Первый человек» был только начат, посмерт-
но были изданы записные книжки и юношеский роман «Счастли-
вая смерть».

Эволюция философских воззрений Камю непосредственно свя-
зана с историческими обстоятельствами. Сам Камю говорил о
как бы двух циклах своих произведений. Теме абсурда посвя-
щены работы 30-х годов — философское эссе «Миф о Сизифе»,
повесть «Посторонний» и пьеса «Калигула». Теме бунта — эссе
«Бунтующий человек», роман «Чума» и пьеса «Праведники».
Как говорил Камю в интервью, данном в Стокгольме перед вру-
чением Нобелевской премии, в первом цикле представлено отрица-
ние, второй решает положительные задачи; оба были задуманы
одновременно и воплощены последовательно. В данном случае
вряд ли стоит верить Камю на слово: в ретроспективе такая кар-
тина выглядит логично, однако она слишком напоминает «анти-
тезис» и «тезис» и имеет, мало общего с реальными трудностями
и противоречиями, которые приходилось преодолевать Камю на
пути от абсурда и нигилизма к бунту, который утверждает универ-
сальные человеческие ценности.

Камю — мыслитель XX века, он получил проблемы абсурда и
бунта не только от долгой традиции философской и религиозной
мысли,— крушение моральных норм и ценностей в сознании мил-
лионов европейцев, нигилизм представляют собой факты совре-
менности. Конечно, и другие культуры знавали нигилизм как след-

ствие кризиса религиозной традиции, но столь острого конфликта,
такого разрушения всех устоев история не знала. Как писал
А. Мальро, мы имеем дело с «первой цивилизацией, которая может
завоевать всю землю, но не способна изобрести ни своих храмов,
ни своих гробниц». Она создавалась человеком, который освобо-
дился от всяких цеховых и сословных ограничений в предпри-
нимательской деятельности, что привело к неслыханным техниче-
ским и промышленным успехам. Однако уже первые десятилетия
нашего века показали, насколько эфемерными были надежды тех,
кто верил в автоматический прогресс индустрии, науки и культуры.
Две мировых войны, кровавые революции и контрреволюции,
борьба за передел мира и колониальные войны, тоталитарные
режимы и концлагеря, нравственное одичание жителей мегапо-
лисов — все это реальность нашего века. Рост технического могу-
щества сделал лишенного всяких сдерживающих норм человеко-
бога еще более опасным — сначала для других народов, а затем
и для самого человека-титана, действующего на обезбоженной
земле. Нигилизм представляет собой выведение всех следствий
из «смерти Бога». Прометеевский бунт, героическое «самопреодо-
ление», аристократизм «избранных» — эти темы Ницше были
подхвачены философами-экзистенциалистами. Они являются опре-
деляющими и в «Мифе о Сизифе» Камю, работе с характерным
подзаголовком — «Эссе об абсурде».

«Миф о Сизифе» Камю
представляет собой поиск такой «положительной формы» бытия
в мире, в котором религиозная надежда умерла. Вопрос Камю
таков: как жить без высшего смысла и без благодати?

Камю исследует в «Мифе о Сизифе» два неправомерных вы-
вода из констатации абсурда. Первый из них — самоубийство,
второй—«философское самоубийство». Если для абсурда необ-
ходимы человек и мир, то исчезновение одного из этих двух полю-
сов означает и прекращение абсурда. Как и cogito Декарта, абсурд
есть первая очевидность для ясно мыслящего ума. Самоубийство
представляет собой затмение ясности, примирение с абсурдом,
его ликвидацию. Такое же бегство от абсурда представляет собой
«философское самоубийство» — «скачок» через «стены абсурда».
В первом случае истреблен тот, кто вопрошает, во втором — на
место ясности приходят иллюзии, желаемое принимается за дей-
ствительное, миру приписываются человеческие черты — разум,
любовь, милосердие и т. п. Философские доктрины, будь они ра-
ционалистическими или иррационалистическими, равноценны
религии, когда утверждают наличие последнего смысла, порядка,
промысла. Очевидная бессмыслица трансформируется в замас-
кированную, человек примиряется со своим уделом. Абсурдных
стен больше нет: индивидуальное сознание соотносится с уни-
версальным, с Единым Парменида, миром идей Платона или с
Богом у Кьеркегора, Шестова, Ясперса. Но нети ясности мышле-
ния. Камю называет этот путь «уклонением», сопоставляемым
с «развлечением» Паскаля. Религиозную веру Камю считает замут-
нением ясности видения и неоправданным «скачком», примиряю-
щим человека с бессмыслицей существования. Христианство
примиряет со страданиями и смертью («смерть, где жало твое»),
но все доказательства существования трансцендентного порядка
сомнительны. Унаследовав от картезианства идеал ясности и
отчетливости мышления, Камю отвергает онтологический аргу-
мент — из наличия у нас идеи Бога нам не вывести его сущест-
вования. «У абсурда куда больше общего со здравым смыслом,—
писал Камю в 1943 г.—Абсурд связан с ностальгией, тоской по
потерянному раю. Без нее нет и абсурда. Из наличия этой носталь-
гии нам не вывести самого потерянного рая» '. Требование ясно-
сти видения означает честность перед самим собой, отсутствие
всяких уловок, отказ от примирения, верность непосредственному
опыту, в который нельзя ничего приносить сверх данного.

Но из абсурда следует и отрицание универсальных этических
норм. Без ницшеанского энтузиазма Камю принимает вывод из
абсурда — «все дозволено». Единственной ценностью становится
ясность видения и полнота переживания. Абсурд не нужно уни-
чтожать самоубийством или «скачком» веры, его нужно макси-
мально полно изжить. Комедиант, Дон Жуан, Завоеватель, Писа-
тель реализуют себя, преодолевают себя. На человеке нет греха,
становление «невинно», и единственной шкалой для оценки суще-
ствования является подлинность, аутентичность выбора.

Искусство не является самоценным, это «творчество без зав-
трашнего дня», приносящее радость реализующему себя худож-
нику, занятому упорным созданием тленных произведений. Актер
проживает одну за другой множество жизней на сцене, достоин-
ством «абсурдной аскезы» писателя (и художника вообще)
оказывается самодисциплина, «эффективная школа терпения и
ясности». Творец играет образами, создает мифы, а тем самым
и самого себя. поскольку между видимостью и бытием нет четкой
границы.

Все рассуждения и зарисовки данного эссе резюмируются
«мифом о Сизифе». Если Ницше предложил утратившему христи-
анскую веру человечеству миф о «вечном возвращении», то Камю
предлагает миф об утверждении самого себя — с максимальной
ясностью ума, с пониманием выпавшего удела, человек должен
нести бремя жизни, не смиряясь с ним — самоотдача и полнота
существования важнее всех вершин, абсурдный человек избирает
бунт против всех богов.